— Да. О ней. Ты хочешь строить гостиницу выше колокольни и говоришь, что не богохульствуешь? — Филарет несколько удивился.
— Безусловно. Я же говорю, что гостиница — одно из зданий. Тем более она будет строиться в новом районе, несколько удаленном от центра.
— Я тебя не понимаю.
— Вам разве не сообщили, что я хочу строить так же и храм с огромной колокольней-башней? Ее высота значительно превысит гостиницу, которая на ее фоне будет теряться. Но дело это новое, неосвоенное. Поэтому ответьте сами — стоит ли сначала строить огромный храм с колокольней, рискуя, что из-за нерасторопности или расчетной ошибки вся эта огромная конструкция обвалится? Не лучше ли отработать технологию на менее значимом здании? — Саша продолжал излучать невозмутимость.
— У вас есть план этого храма?
— Мы над ним работаем. Дело в том, что нам нужен опыт высотных работ и эксплуатации подобных зданий, чтобы рассчитать конструкцию башни саженей в сто пятьдесят — двести. Новых саженей .
— Это… — Филарет задумался.
— Да, это больше четырех колоколен Ивана Великого, поставленных друг на друга. У таких зданий, по нашим подсчетам, появляются совершенно непривычные для нас проблемы. Например, раскачивания под воздействием ветра. Это не считая того, что для строительства придется применять новые материалы. По нашим предварительным расчетам, обычный глиняный кирпич просто не выдержит собственной массы, то есть нижние слои начнут крошиться под давлением стены. В итоге все должно обвалиться. Да много чего там необычного появляется. Так что думайте сами — нужно строить или нет эту гостиницу. Или православный люд не заслужил самую высокую в мире колокольню, да такую, какую католики смогут повторить очень не скоро?
— Про храм и колокольню мне не говорили.
— Само собой, потому как эти «добрые» люди хотели нас поссорить. Но бог видит — это невозможно.
— Да, ты прав. Задумка у тебя грандиозная и подход мудрый. Обрушение такой колокольни ляжет неизгладимым пятном на лицо всего православного мира и будет расценено врагами нашей церкви как падение Вавилонской башни. Но все-таки, Александр, попробуй начать со здания высотой ниже колокольни. Это важно. Очень. Бог ведает твои замыслы и простит отступление от канонов, но люди… Разве ты не понимаешь, что, вознося мирское здание настолько выше храма, ты даешь серьезный козырь своим противникам?
— И что вы предлагаете?
— Вы же еще даже не начали строить. Сделайте чуть-чуть ниже. Я ведь понимаю, что ты хочешь постройкой подобных зданий прославить Отечество, дабы нас стали уважать. Дескать, варвары варварами, а поди ж ты, что смогли сделать. Но не спеши. Саша, это важно. Не спеши.
— Хорошо, владыко, хорошо. Только не переживайте.
— О здоровье моем печетесь? — с укоризной спросил Филарет.
— А о чем же еще? Вот умрете вы, и с кем мне тогда работать? Кого пришлет Синод? Мне без ваших колючек никуда, — улыбнулся Александр.
— Ай, льстец!
— Да какой там льстец! — махнул рукой Саша. — И вообще, владыко, вы же пришли не только по этому вопросу?
И Александр с Филаретом засели за долгое изучение новых кодексов, которые для своих дней выглядели революционными.
Самым важным нововведением становилось то, что впервые в отечественной истории устанавливалось равенство сословий перед законом, хоть и неполное. Во-первых, Филарет смог добиться сохранения собственного духовного суда церкви, в ряде случаев заменяющего общий суд. А во-вторых, был оставлен концепт Военного трибунала. Своего рода подкуп, направленный на одобрение церковью и армией этой реформы.
Вторым важнейшим решением стало открытие в течение пяти лет во всех приходах Великого княжества Московского бесплатных начальных школ с простыми предметами: чтение, письмо, счет и Закон божий. А главное — обучаться там мог любой желающий независимо от пола, возраста и сословия. При этом все организационные проблемы, включая финансирование, всецело отдавались церкви. Что не могло не радовать Александра и вызывало кислую мину на лице Филарета. Но сохранить церковный суд очень хотелось.
Третьим, и последним, ключевым изменением оказалась система наказаний. Точнее, произошел ее полный пересмотр. Основной формой взысканий, вне зависимости от социального положения, стали трудовые повинности. А штрафы, конфискации и прочее по новым кодексам выступили во второстепенной роли. Конечно, смертная казнь и прочие классические решения сохранялись, но очень сильно ограничивались в области применения. Например, смертная казнь применялась только для изменников Родины, аферистов, совершивших махинации в особо крупных размерах, бунтовщиков и серийных убийц. В исключительных случаях ее могли назначить в качестве меры пресечения для злостных рецидивистов по другим статьям.
Основным направлением для работ осужденных стало дорожное строительство. Никаких изысков — обычные дороги с гравийным покрытием и водоотводами. По плану цесаревича осужденные должны были привести в порядок всю дорожную сеть Великого княжества. А там и в Сибири дороги понадобятся. Конечно, был соблазн использовать заключенных на строительстве железных дорог, но здравый смысл подсказал, что механизированный труд даст намного лучший результат.
«Империя превыше всего!»
Именно этими словами завершил Александр прессконференцию, посвященную проектам новых кодексов. Цесаревич уже не раз заканчивал свои публичные выступления этой фразой, памятуя о знаменитой фразе «Ceterum censeo Carthaginem esse delendam» . Ведь именно на подобной схеме строилась антисоветская пропаганда в США в бытность «холодной войны». Эта фраза стала чем-то вроде мистической мантры, которую вслед за цесаревичем стали повторять его соратники и сподвижники во всех своих публичных речах.